--- Из Хельхейма.

Да, Войчемир и впрямь чувствует себя более спокойным. Ему теперь не так тоскливо и скучно, но все по-прежнему необъяснимо пусто... Впрочем, теперь он не стремиться выразить свою тоску и боль воем, ровно как и другие души, находящиеся тут.
- Присядь, сын. Запомни это место – Хвельгельмир… Ты еще придешь сюда. - говорит он.
- А мне придется уходить? - мысленно отзывается падший вожак, предпочтя все же промолчать и не перебивать старика.
– это озеро коварно, сын. Его воды ядовиты и несут лишь смерть живым, но не нам – нам гибель уже не страшна. Сюда нередко приходят ведьмы, и от них мы узнаем вести о вас, тех, кто бродит по светлым землям. - говорит он. Войчемир хмурится, вглядываясь в воды озера. Может быть это - его билет на свободу? Никто ведь не спустится за ним, падшим вожаком. Он теперь никому не нужен там, наверху.
– Расскажи мне – как живет стая Асгарда? Как живет Один?
- Один цветет и пахнет, - отвечает Войчемир. Одину он теперь не нужен, - Стая.. Сменилось поколение, но у моих волков тот же боевой дух, что был и у твоих. - говорит он. Воспоминания о том, как дети Фенрира буквально разбивали первые ряды. Впрочем, не стоит огорчать давно погибшего предка...
- Раз сюда приходят ведьмы, - неожиданная мысль озаряет его потухший ум, - Значит и мы можем уйти? Я могу уйти?
Он поворачивает голову к отцу. Его глаза  блистают холодными ярко-желтыми огнями.
- Я могу уйти, отец? - с надеждой спрашивает Войчемир.

Осторожно ступая по острым камням пещеры, которых здесь водилось в избытке, Хельга в который раз проклинала свое легкомыслие. Весна, пришедшая на земли Севера, была обманчиво тепла и приятна, что и заставило ведьму пуститься в путь в легких сандалиях, совершенно не заботясь о том, что будет ждать её в Нифлхейме. Глубокие царапины и капли густой, багровой крови на бледной коже были отнюдь неприглядны, и ведьма, зная об этом, всё больше погружалась в мрачный настрой. Натянув черный капюшон так, чтобы не было видно глаз, Хельга шла, стараясь не смотреть по сторонам и не привлекать к себе большого внимания. Со слов своего отца она знала, что неприкаянные души, едва завидев живого в своей обители, а тем более живого колдуна, мигом кинутся к нему, не давая и шага ступить, умоляя о спасении. Но желание обладать мертвой водой было сильнее назойливых душ. Приблизившись наконец к ядовитому источнику, ведьма, плавно опустившись на колени, вынула небольшую бутыль. Внимание её привлек бешеный хохот одного из мертвецов – то был старый волк, что-то неистово объясняющий своему более молодому собеседнику. Понаблюдав за ними пару минут, ведьма вновь отвела взгляд, продолжив заниматься своими делами, в надежде остаться незаметной.

Тоскливо глядя на сына, старый волк то тяжело вздыхал, то молчаливо сверлил его пустыми глазами, а когда Войчемир, не выдержав, завыл, бывший вожак присоединился к нему. Но вой этот даже отдаленно не напоминал грозных волчьих песен – он был жалобен, тонок, нелеп.
Закончив вой хрипом и непродолжительным кашлем, старик вновь заговорил:
- Отсюда есть только один путь – признание богов. Но слишком мала вероятность того, что Один пожелает вернуть тебя обратно – для него ты лишь волк, - сделав паузу и набрав побольше ненужного ему воздуха, отец добавил – Скоро мы вновь увидимся… Я сам найду тебя…
В этот же момент подул легкий ветерок, и душа старика начала постепенно растворяться и таять в воздухе, пока совсем не исчезла, оставив Войчемира в одиночестве.

- Отсюда есть только один путь – признание богов. Но слишком мала вероятность того, что Один пожелает вернуть тебя обратно – для него ты лишь волк, - говорит отец, и Войчемир кивает. Да, это так, он лишь волк, но он верой и правдой служил Одину, к тому же, после него не осталось наследников... Или попросту тех, кому Один бы доверял так же, как доверял Войчемиру. Да и чего ему, Богу-то, стоит это воскрешение простого смертного?
Войчемир тихо вздыхает: надежда ещё теплится в его серой, полу-прозрачной груди.
– Скоро мы вновь увидимся… Я сам найду тебя… - и единственный друг исчезает, буквально растворившись в воздухе. И кажется, что вместе с ним растворяется и надежда.
И падший вожак морщит нос, что незаметно на его размытом теле. Даже отец покинул его в этом адском подземелье. В этом ужасном месте, где нет ничего, что радовало бы его душу...
- О, лучше бы меня уничтожили! - размышляет он, под очередным напором тоски и грусти. - Лучше бы от меня не осталось и следа, лучше бы я прекратил свое существование, или - ещё лучше - когда-то его не начал.
И если Один не даст мне свободы, я попрошу у него гибели, уничтожения.
- Здравствуй. Ты здесь недавно? - слышится чей-то голос, и он, этот красивый женский голос, приглушает тоскливую длинную песню, которая уже зародилась в груди вожака и собиралась вырваться томным скрипящим звуком с первым же "выдохом" существа, которое теперь не умеет дышать...
- Да, - отвечает он, поднимая взор горящих глаз на женщину. Она больше чем красива, по меркам красоты, по его меркам, по меркам умершего, прежде всего потому, что жива. Потому что в её венах пульсирует горячая буйная кровь, потому что её глаза могут наполниться влагой, а кожа может ощутить ласкающее прикосновение ветерка и жар губ какого-нибудь любящего колдуна, или даже Бога....
- Или нет, - говорит он, неспешно отводя взгляд. Она красива, но его это не волнует. Его волнует только желание выбраться, обрести либо жизнь, либо вечный покой... А откуда ему знать, сколько пробыл он уже тут, в этом чертовом подземелье? Сколько времени прошло с тех пор, как его убили, ведь он и знать не знает, когда и как это произошло.
- Я не знаю... - уже тише, совсем неуверенно, не так тоскливо и вяло, но безгранично грустно и иронично.
- Я был вожаком, - говорит он, не желая проститься со внезапной собеседницей, которая, в общем-то, может свободно уйти прямо сейчас, и оставить его наедине со своей единственной подругой - Тоской, - Я служил Одину долго и верно, но пал в неравном бою, потому что... - и он замирает в нерешительности. Стоит ли упоминать Гарм? - Я не помню даже, почему. Но он был неравным... А Один даже не потрудился высвободить меня из этого подземелья, - говорит он, немного помрачнев, в буквальном смысле этого слова. Он, хоть и был волком умным и рассудительным, всегда повиновался голосу своего эго, которое говорило ему, что оставить Войчемира, как нужного и необходимого лидера, в плену этих подземелий, - непростительная ошибка, чуть ли не предательство. И мысли падшего вожака сейчас метались от "он пожалеет о том, что меня не спас" до "нет, он таки поймет, что я ему нужен, и спасет меня".
Откуда было знать Войчемиру, простому смертному и умершему, что Один никогда о нем и не думал? 
- но я должен... - говорит Войчемир и оканчивает свою речь, которая кажется ему неубедительно короткой - ведь многое он решил скрыть от незнакомой ведьмы, ведь если ему, Войчемиру, терять больше нечего, кроме последней надежды, то своими лишними словами он мог бы навредить кому-нибудь, кто ещё жил... Странно, что в его мыслях нашлось место для других.